Кто построил «Кошкин Дом»?

Одна из популярнейших детских пьес была создана Маршаком ещё во время работы в «Детском городке» Краснодара. Там же она была поставлена, там же и издана в сборнике 1922 года «Театр для детей».

А началось всё с коротенькой фольклорной прибаутки:

«Тили-бом! Тили-бом! Загорелся кошкин дом! Загорелся кошкин дом, Идет дым столбом! Кошка выскочила! Глаза выпучила. Бежит курочка с ведром Заливает кошкин дом, А лошадка — с фонарем, А собачка — с помелом, Серый заюшка — с листом. Раз! Раз! Раз! Раз! И огонь погас!»

Надо сказать, что Маршак был не единственным, кто использовал этот стишок для детской книжки. Есть дореволюционное издание с историей погорелой кошки, которой пришлось идти жить к бабушке. Есть издания 1920-х годов под названием «Пожар в кошкином доме» с иллюстрациями В. Денисова и текстом Софьи Федорченко. Но, конечно, эти произведения написаны для совсем маленьких детей, и не идут ни в какое сравнение с пьесой Маршака. Впрочем, и его «Кошкин Дом» первоначально был значительно проще и короче.

С. Маршак: «Автор с трудом расстается со своим сюжетом и героями. Книга напечатана, а начатая игра чувств и воображения еще не закончена. И в результате книга растет и изменяется, включая новые мысли, новые ситуации, новые персонажи. …Сказка-пьеса „Кошкин дом“, которая занимала сначала 5−6 страничек, превратилась в целое большое представление, в бытовую комедию с большим числом действующих лиц (Маршак переделывал „Кошкин дом“ два раза — в 1945 и 1948 году — С.К.)».

Кроме прибаутки одним из источников вдохновения для Маршака была сама тема пожара, имеющая для писателя какую-то особенную эстетическую привлекательность. Недаром он будет возвращаться к ней ещё не раз (стихотворения «Пожар», «Рассказ о неизвестном герое»).

С. Маршак: «Первое воспоминание детства — пожар во дворе. Раннее утро, мать торопливо одевает меня. Занавески на окнах краснеют от полыхающего зарева. Должно быть, это впечатление первых лет моей жизни и было причиной того, что в моих сказках для детей так много места уделено огню».

Собственно сказочного в «Кошкином доме» немного. Хотя герои пьесы и животные, на их месте легко представить человеческих персонажей. Вот зажиточная мещанка кошка, думающая только о том, чтобы произвести впечатление на окружающих.

«У неё, у кошки, На ногах сапожки, На ногах сапожки, А в ушах серёжки. На сапожках — Лак, лак. А серёжки — Бряк-бряк».

Вот властная жена и её недалёкий муженёк.

«КОЗЁЛ: Нет, начнем игру сначала! Кто останется из нас В дураках на этот раз?

КОЗА: И без карт я это знаю!

КОЗЁЛ: Ты потише!.. Забодаю!

КОЗА: Борода твоя долга, Да не выросли рога. У меня длиннее вдвое — Живо справлюсь я с тобою".

Чувствуются даже время и обстоятельства создания сказки.

«КОШКА: Чего от нас они хотят, Бездельники и плуты? Для голодающих котят Есть в городе приюты!»

Хотя, конечно, нет-нет, а кто-то из героев и проявит свою зоологическую сущность.

«КОЗА (козлу, тихо): Слушай, дурень, перестань Есть хозяйскую герань!»

«ПЕТУХ (тихо — курице): Смотри, перина — чистый пух! КУРИЦА (тихо): Она цыплят крадёт, петух!»

Но, конечно, прежде всего, сказка Маршака — это сатира. Сатира на пошлость и обывательщину. Сатира на сытость, которая делает людей невосприимчивыми к чужим несчастьям. Сатира на лицемерие «друзей», которое в миг исчезает, когда Кошка выпадает из «элиты» и оказывается нищей погорелицей.

«КОШКА: А зачем же в эту среду Ты звала меня к обеду?

КУРИЦА: Я звала не навсегда, И сегодня не среда".

Единственные, кто соглашаются приютить тётю Кошку, это отторгнутые ею племянники — беспризорные котята. У них хватает сил забыть обиды и проявить милосердие.

«Ну, что поделать! В дождь и снег Нельзя же быть без крова. Кто сам просился на ночлег — Скорей поймёт другого».

Вот так Маршак превратил детскую прибаутку в увлекательную и одновременно актуальную сказку.

Нельзя не отметить и ещё одну сказочную пьесу (теперь в прозе), которая берёт свои истоки в постановках «Детского городка». Тогда она называлась «Горе-злосчастье» и, подобно «Кошкиному дому» была поначалу короткой. В свойственной ему манере Маршак почерпнул из фольклора только образ Горя-злосчастия и создал на его основе оригинальное произведение. Прежде всего, его привлёк сам принцип передачи Горя из рук в руки, который напоминал детскую игру.

С. Маршак, из воспоминаний Б. Галанова: «Когда персонажи втихомолку подбрасывают друг другу горе, они, в сущности, поступают, как дети, которые, играя, незаметно из рук в руки передают какую-нибудь вещь. Я буду очень доволен, если по ходу действия юный зритель, не удержавшись, вдруг крикнет из зала солдату или дровосеку: „Эй, берегись! Царь хочет тебе подсунуть Горе-злосчастье“. Ведь это будет означать, что в спектакле действительно удалось добиться живости, непосредственности, темперамента и азарта детской игры».

К пьесе Маршак вернулся спустя 30 лет, и к 1955 году коротенькая пьеса о Горе-злосчастии превратилась в сказку-комедию в 3-х действиях под названием «Горя бояться — счастья не видать». По сюжету сказки переходящее, как вымпел, Горе нарывается на солдата Ивана Тарабанова. Выясняется, что новый хозяин не только не желает передавать Горе другим людям обманом, но ещё и доводит его до белого каления своим неунывающим характером. Кстати, герои сказок Маршака обычно лишены лубочной картонности и выглядят вполне живыми — поэтому порой вызывать сочувствие могут даже отрицательные персонажи.

С. Маршак, из письма К. Заброде в связи с постановкой пьесы в театре, 25.05.1958.: «…я хотел бы предостеречь Вас от излишней карикатурности в обрисовке отрицательных персонажей. Они жадны, лукавы, готовы сбыть горе другому любой ценой. Но у них проскальзывают иной раз нотки человечности. Царь в те минуты, когда горе хозяйничает у него во дворе, меняется. Когда он снимает корону, перед нами просто плешивый старичок, всеми брошенный, одинокий, растерявшийся. Это не мешает ему хитрить в разговоре с солдатом. Он подсовывает горе единственному честному человеку, который не покинул своего поста подобно другим. А потом, сбыв горе, он становится еще спесивее и надменнее».

На сказку «Горя бояться — счастья не видать» в 1973 году был снят одноименный фильм (реж. В. Туров). Фильм вышел неплохой, но режиссёр уж сильно переборщил с формой и концепцией. Затяжные балаганные вступления и множество песен (на стихи… Роберта Бернса), чаще тормозят сюжет, а не украшают его. Зато очень любопытно посмотреть на Мулявина с ПЕСНЯРАМИ, которые эти песни собственно и исполняют в кадре.

Как я уже писал, Маршак страстно любил фольклор, и считал его главным кладезем своего творчества. Русский фольклор писатель знал особенно хорошо. Читая его сказки, порой трудно установить, какие пословицы и прибаутки он взял из народа, а какие сочинил сам — настолько всё органично и аутентично. Поэтому Маршак всегда настаивал на том, что далеко не все его «фольклорные» сюжеты являются обычным пересказом.

С. Маршак, из письма А. Аваковой, 02.04.1958.: «Среди упоминаемых Вами стихотворений есть переводы в точном смысле этого слова, но есть также свободные поэтические пересказы, а также оригинальные сказки, написанные по мотивам народных, или такие, где народная сказка или песенка послужила только толчком к созданию оригинального произведения. Нельзя все это включать в одну рубрику».

Ярким примером свежего подхода к фольклорному сюжету, примером создания нового на основе старого, является пьеса Маршака «Двенадцать месяцев». И о ней — в следующей статье…